Дочери мертвой империи [litres] - Кэролин Тара О'Нил

– Я могу убить тебя прямо сейчас, и Вальчар ничего не узнает. Он такой мягкотелый, что наверняка попросит прощения у меня, – сказал он. – Если хоть слово ему скажешь, я тебя убью, и тогда посмотрим, кто окажется прав.

Он отпустил меня так резко, что я не удержалась на ногах и упала на пол, судорожно ловя воздух ртом. Легкие перестали ныть, а вот голова пульсировала болью, и я приложила руки ко лбу. Когда подняла глаза, Иосиф уже скрылся в гостиной. Я торопливо встала и выбежала за дверь, подальше от него.

Глава 22

Евгения

В моих воспоминаниях тюрьма была меньше. Здание суда, как и церковь, построили из красного кирпича, а позади него, словно покосившийся надгробный камень из бледного известняка, торчала тюрьма. Агапов с товарищами протащили меня мимо трех офицеров, работающих в суде, вниз по темной сырой лестнице и завели в еще более темный и сырой подвал. Нас встретило облако вони: несло потом, мочой и кровью, как в хлеве Петровых, когда резали скотину. Сквозь узкие окна под потолком едва пробивался свет, пол толстым слоем покрывала грязь, а на пустых подсвечниках на стенах висела паутина.

Было тихо, как в церкви. Из шести камер, размером с коровье стойло, две располагались слева и четыре справа, заняты были три. В одной мужчина спал у дальней стены. По крайней мере, я надеялась, что он спал. В другой пленник облокотился на железную решетку и молча нас разглядывал. Одет был в свободную рубашку с воротником, так что вряд ли это был чешский офицер. Он был бос, будто его не тревожила грязь, уже пропитавшая мои лапти.

Солдаты затолкали меня во вторую камеру. Я приземлилась на четвереньки, удар тут же отдался болью в плече. Агапов захлопнул дверь, запер висячий замок и ушел.

Я поднялась на ноги. Еще чувствуя хватку Агапова и его товарищей, я потерла руки, пытаясь избавиться от неприятного ощущения. Тело напряглось. Где-то на верхнем этаже закричал мужчина. Ужасный звук резко прервался, а потом раздался вновь. По спине пробежал холодок.

Красные бросили меня в самое пекло чекистской тюрьмы. Либо они убьют меня, либо Юровский, когда приедет.

Нужно выбираться. Я подергала дверь, но она, конечно же, не открылась. Ощупала стены: деревянные, покрытые пылью и облупившейся краской, местами исколотые неровными дырочками. Проведя пальцами по зазорам между досками, я нашла ржавый гвоздь – пригодится. Засунула его в карман фартука. Кроме гвоздя я получила только занозы.

Задняя стена была сделана из известняка, с небольшим окошком: ладонь в высоту и три ладони в длину. Солнечный свет растворялся в пыли и мраке моей камеры. Я проверила, нельзя ли расшатать старую раму, потом просунула пальцы сквозь решетку. Нащупала теплую гладкую траву.

Глаза защипало от слез.

– Черт!

Я с новой силой подергала дверь, пытаясь вырвать ее из петель. Потом врезалась в нее плечом. С первого раза не сработало, так что я продолжила ее таранить, не собираясь тихо ждать смерти. Чертова дверь точно поддастся раньше, чем сдамся я.

К сожалению, я оказалась не права. Рука и бок разболелись, так что мне пришлось сесть отдохнуть. Ближе к побегу я не стала. А бедняга наверху снова кричал. Я опустила голову.

– Гора не уступит дорогу Мухаммаду, – пробрался в мысли мягкий голос. Человек из третьей камеры, видимо, подошел к нашей общей стене. Это он со мной разговаривал?

– Что?

– Ты пыталась разрушить гору. Мне очень жаль, несчастная леди, но это не сработает. – Он говорил странно, как Анна, а не крестьянин.

– Что ты несешь? Какая гора?

– Неважно. Голос у тебя молодой. Очень молодой. Что же ты такого натворила, что оказалась в плену у тайной полиции?

– А что ты сделал? – рявкнула я. Голова кружилась, грудь словно сжали тисками, а этот враг революции меня пугал.

– Я журналист, – ответил он. – К сожалению, чекисты не оценили, что я написал, так что меня арестовали. Им, похоже, так понравилось мое общество, что они привезли меня с собой аж из Екатеринбурга. Теперь твоя очередь. Что привело тебя сюда?

Желудок скрутило. Мне не хотелось об этом думать.

– Ничего. Не знаю, почему я здесь. Это ошибка.

– А… – сказал он. – Это мне кажется маловероятным. Но опять же, чекисты редко проявляют должную осмотрительность, когда хотят кого-то арестовать. Как тебя зовут, дорогая? Сколько тебе лет?

– Анна Вырубова, – трясущимся голосом сказала я, плохо понимая, что он говорит. Решила, что умнее будет назваться выдуманным именем. Может, если придерживаться своей истории, охранники поверят, что схватили невиновную. – Мне шестнадцать.

Он разочарованно цокнул языком:

– Здесь не место для ребенка. Меня зовут Антон Юльевич Уткин, кстати говоря. – Он говорил как образованный, богатый человек. Точно как Анна.

– Ты откуда?

– Родом? Из Москвы. Меня отправили в Екатеринбург для репортажа о заключении царской семьи. И поверь мне, я жалею, что согласился.

Я открыла рот. Никогда не встречала москвича. Но когда он упомянул царскую семью, мое сердце замерло.

– Ты… – Слова застряли в горле. – Ты их видел? Романовых?

– Нет, да и не планировал. Их держали под домашним арестом, за высоким забором и под усиленной охраной. Но я разговаривал с прислугой, с охранниками, с соседями. Чекистам не понравилось, что я сую свой нос в чужие дела, так что теперь я здесь.

Я поверить не могла. Он оказался здесь почти по той же причине, что и я.

– Ты… ты знаешь, что с ними случилось?

– Ну, я слышал, что царя казнили. Думаю, остальную семью освободили белые. После всех моих усилий другая газета напечатает сенсацию, – он драматично вздохнул.

Я хохотнула.

– Не повезло, – сказала я.

Жаль, что мы не встретились с ним, когда были в Исети. Он мог бы опубликовать историю Анны, и большевики остановили бы Юровского. Мне не пришлось бы везти Анну в Медный. Костя был бы жив.

Я зажмурила глаза, пытаясь подавить растущую волну злости и тоски. Очень хотелось заплакать. Я задержала дыхание, надеясь, что это пройдет.

– Кого еще сюда посадили? – спросила я через некоторое время.

– Пару чехов. Они не особо говорят по-русски. Не могу сказать, что рад твоему появлению, Аня, но как же хорошо с кем-то пообщаться.

Ответа его реплика не требовала.

– Кто наверху? – спросила я.

Он понял, кого я имела в виду.

– Не знаю, – сказал Антон, понизив голос. – Сюда его не приводили.

И так и не привели. Чуть позже крик оборвался револьверным выстрелом, и все закончилось.